История российского дезертира: побег с украинского фронта в США, депортация, второй побег — через Беларусь в Узбекистан

23-летний российский контрактник Егор Сорокин из Новокубанска Краснодарского края, попав на войну, решил дезертировать. Осенью 2023 года ему удалось улететь из России в надежде обрести убежище в США, но после полугода ожидания в Мексике он попал в американскую иммиграционную тюрьму, где получил решение о депортации в РФ. На родине он 10 месяцев скрывался от военной полиции, был задержан в аэропорту при попытке вновь улететь из России, а затем за отказ воевать его бросили в подвал, пишут Сибирь.Реалии.

Редакция "Сибирь.Реалии" уточняют, что не могуи утверждать, что все, рассказанное Егором Сорокиным – правда. Однако основные события, им изложенные, совпадают с рассказами других героев публикаций –участников войны России против Украины, а также российских граждан, подавших на убежище в США.

"Изначальная цель была деньги"

Контракт с российским Минобороны Егор Сорокин подписал в июле 2023 года. Свое решение объясняет "финансовыми сложностями и уговорами жены".

"В июле я и попал на войну. И почти сразу понял, что совершил глупость. Изначальная цель была деньги. У меня бабушка одна осталась с крошечной пенсией, на тот момент жена была, надо было как-то крутиться-зарабатывать. Я по образованию юрист, при вербовке обещали штабную работу по этому профилю. Обманули, – объясняет Егор. – Также изначально мне пообещали, что контракт на один год (и там это было прописано), с испытательным сроком в три месяца. И тоже обманули".

Расположение войск ВС РФ под Бахмутом

Сначала Егора отправили в аннексированный Крым, на двухнедельное обучение у бывших наемников из ЧВК "Вагнер".

"Они нас обучали пару недель. Просто основы – как держать автомат и стрелять. Готовили явно на штурма, но мы все – добровольцы были свято уверены, что это "для галочки", потому что всем наобещали штабную работу. Верил и я. Обманули. Когда вместо штаба меня направили в Ростовскую область, а оттуда сразу в Бахмут, под Клещеевку, где люди гибли как мухи, даже не доходя до позиций – я писал отказные от контракта. Бесполезно. Они просто никуда их дальше командира роты не пускали", – вспоминает Сорокин.

Сорокина отправили в медроту, на эвакуацию раненых ("трехсотых" на военном сленге).

Егор Сорокин во время службы

"Запомнилось, как в Бахмуте в подвалах, куда мы свозили трехсотых, они лежали штабелями и умирали. Их откачивали – уже безногих, кто-то без глаз был, живой труп – через несколько часов они все равно умирали. Помню, на моих глазах одного разворачивают – а у него нет глаз, у него там кровь. До сих пор в кошмарах снится, – признается Сорокин. – Почему-то именно такие моменты запомнились. Мы ходили на первую линию забирать трехсотых, которые не могли сами как-то добраться. Чтобы довести их до "ноля"Вывести из зоны боевых действий – Ред.. Из "ноля" их эвакуировали на машину. То есть мы шли буквально в ту же точку, куда они пытались добраться. Ползли буквально до ближайшего – его унесем, потом чуть дальше.

Многие не успевали нас дождаться – они просто вытекали [умирали], так как рук не хватало, сил не хватало, ранения были тяжелые. Ну, и сильно не выбираешь – берешь ближайшего, и невозможно же сразу троих взять – максимум двое носилок у нас. А когда ты идешь доставать раненого, под снарядами, под дронами – на таком адреналине, что особо ничего потом не помнишь. Хотя там тоже погибшие со всех сторон – мою же медроту косит, там было страшно тоже: один раз прилетит [снаряд] в тело, которое тащишь, в другой раз – по нам. Но меня не задело. Хотя в целом статистика была очень печальная".

По словам дезертира, командование отправляло солдат в "мясные штурмы" под Клещеевкой по одной и той же дороге, которую регулярно обстреливали ВСУ.

"Это была танковая дорога. И солдаты даже не успевали доходить до позиции, чтобы начать этот самый штурм. Потому что украинцы уже знали, что там будут идти люди. И даже в какое время они будут идти. И только выходили солдаты – просто начинала работать артиллерия. И половина не то что не выживала, а просто даже не доходила. Половина сразу – двухсотые– Погибшие, половина – трехсотые– Раненые, с полпути бегут обратно, – вспоминает Егор. – Они просто даже до позиций не доходили, чтобы сменить людей, которые там удерживали позиции. И так постоянно было. Несколько раз за неделю уходило по взводу – из 20-30 человек, назад возвращались к вечеру и утром человек 5-6".

Тень Сорокина поверх фугасной мины

По словам Сорокина, сами штурмовики понимали, что идут почти на верную гибель.

"Все возмущались, что их ведут просто как мясо на убой. Хотя у большинства опыта боевого не было вообще – ни армии, ничего, только подготовка в две недели, как у нас, или в неделю. Тем не менее они понимали абсурд приказов. Но не понимали, почему командиры продолжают так делать. Возмущались, но шли. Потому что другого варианта не было. Как-то один из мужиков сказал: мол, я больше не пойду. И ему тут же ногу прострелил командир, – вспоминает Егор. – Хотя сейчас, думаю, в госпитале хоть живой останется. На несколько месяцев".

По словам Сорокина, поначалу немало было и самострелов.

"Но это было редко, а потом их начали вычислять и не платить за ранения. Перестали в себя стрелять. Зато начали специально искать мину, чтобы наступить. Либо кидали гранату и старались попасть под осколок – типа так трудно обвинить, что сам. Но это вообще непредсказуемо, можно легко погибнуть. Тем не менее – делали".

Во время одной из эвакуаций Сорокин был контужен.

"Дрон-камикадзе сбросил снаряд, взрывной волной меня выбило – потеря сознания", – говорит Сорокин.

Его отвезли в госпиталь в Луганске.

Во время службы под Бахмутом

"В госпиталь буквально на пару дней, а после направили обратно в Бахмут. Во вторую такую госпитализацию я решил бежать. Приехал домой, нанял юриста и попытался отстоять свои права в военном суде. Первый свой отказной рапорт я писал еще на первой неделе после вербовки. Рапорт об увольнении по семейным обстоятельствам (бабушке стало хуже), плюс это входило в рамки испытательного срока. По закону меня должны были уволить, но никто не соблюдает этот закон – не уволили. В дальнейшем юрист выяснил, что мой рапорт даже не ушел командованию Южного военного округа. Его просто выкинули".

Сорокин подчеркивает, что не скрывался и ходил во все инстанции сам.

"Сам направился в военкомат – там вообще не поняли, кто я и зачем пришел. Тогда начал писать письма вместе с юристом с жалобой на командование части и Южного военного округа. Писал заявления в прокуратуру военную, в прокуратуру гражданскую. Уведомлял, что нахожусь дома на лечении, так как в госпитале должного лечения не было. Уведомлял, что ухаживаю за своей престарелой бабушкой, ей уже на тот момент было 83 года, она инвалид первой группы. Кроме меня, у нее никого из родственников нет. Как и у меня. Я вырос без родителей, она была моим опекуном все детство".

Бабушка Егора получила в пенсионном фонде справку о том, что внук "назначен ответственным по уходу за ней". Эту справку Сорокины отправили в военкомат с просьбой выдать выписку из приказа об увольнении Егора на основании ранее написанного рапорта.

"Что сделал военкомат? Он просто лишил нас этой справки, сделав один звонок в пенсионный фонд. Нам позвонили с пенсионного и сказали: "Вы больше не имеете права на эту справку!" – рассказывает Егор. – Тогда я понял, что законными методами мне из армии не выбраться. Меня стала искать военная полиция. Я понял, что нужно уезжать".

"Не садись, это наркокартель!"

Часть заработанных на войне денег Егор, по его словам, оставил бабушке и жене, которая должна была за ней присматривать. На остальное – купил билеты до Гаваны (столица Кубы), и дальше – до Тихуаны (город на северо-западе Мексики). Егор сам не понимает, почему в октябре 2023 года ему так легко удалось вылететь из Ставрополя в Мексику.

Подтверждение апойнтмента Сорокина в приложении CBP One

"Я был на заметке у военной полиции, но еще не был в федеральном розыске, это, видимо, спасло. После приземления почти сразу скачал приложение СВР OneОфициальное мобильное приложение, которое позволяло мигрантам подавать заявления на легальный въезд в США в качестве просителей убежища – по принципу лотереи приложение назначало ежедневные встречи с иммиграционной службой на восьми пограничных переходах; 20 января 2025 года приложение CBP One перестало работать по решению Таможенной и пограничной службы США – Ред. зарегистрировался и ждал еще примерно полгода, пока не получил назначенную встречу на границе (appointment), – рассказывает Егор. – После того, как мне назначили время встречи, я тут же отправился в Нуэво-ЛаредоГород в Мексике, штат Тамаулипас, крупнейший пограничный переход на границе с США – Ред.. Но прилетел поздно, а аэропорт оказался некруглосуточный, и мне сказали, что на ночь остаться там нельзя".

Подтверждение апойнтмента Сорокина в приложении CBP One

"Я вышел к местным таксистам, они отказались меня везти к границе и дали совет – быстрее выходить с территории аэропорта и вызвать такси за его пределами, "пока не обчистила нацгвардия". Я выбежал и пошел вдоль трассы, прямо по пустыне, по обочине. Ночь, пустыня, очень страшно было. Uber, как назло, очень долго искал водителя. И в итоге возле меня остановились какие-то ребята на старой тонированной "Тойоте" без номеров. Они открыли окно: эй, парень, тебе помочь? А я на трубке с другом, который уже в Штатах, он говорит: "Если кто-то молодой остановится, не садись, это наркокартель". Я им: "Нет, нет, не надо". Вроде отстали, – вспоминает Егор. – Шел долго вдоль трассы, пока не набрел на какой-то загрузочный терминал, там мужик закрывал как раз двери. Я – к нему, пока расспрашивал, вышел как раз тот парень из тонированной "Тойоты" и давай странные вопросы задавать – откуда ты, сколько лет, не помочь ли? Я быстро свернул разговор: нет-нет, дойду сам, мне недолго осталось. В итоге дошел еще до одной базы, какой-то КПП, я подхожу, начинаю стучать. И тут выходит женщина, видимо, со смены собирается домой. Я к ней – помогите доехать до границы. Вроде, сел, сумку бросил, как подъезжает та самая тонированная "Тойота" и еще одна машина, и мужики оттуда орут что-то на испанском мне и женщине. Видимо, чтобы она высадила меня. Она понимает, что это наркокартель, испугалась, давай кричать – у меня дети, выходи, не смогу помочь".

Всю ночь Сорокина, по его словам, возили в багажнике в наручниках и угрожали, в том числе убийством. Деньги взять отказались.

Во время пересечения границы Мексики и США

"Забрали телефон, записывали на видео меня. Спрашивали – имя, страна, возраст. Я им предлагал деньги, которые еще оставались после полугода жизни в Мексике. Смеются. Потом начинают меня запихивать в эту машину. Я упираюсь. Там несколько человек внутри, несколько сзади, снаружи. Когда не смогли меня засунуть, подъезжает пикап. С виду как машина Нацгвардии – с пулеметом сзади, с пулеметчиком. Все в военной форме, но только черного цвета. В касках, очках, без каких-либо опознавательных знаков, в бронежилетах с автоматами. Машина тоже без номеров и опознавательных знаков.

Тут меня перестают толкать, кто-то берет меня сзади, резко оттягивает. Я поворачиваюсь: на меня уже навели пулемет, который стоит на пикапе. И рядом чувак заряжает автомат: заходи в машину, только без глупостей. Застегивает в наручники, и мы куда-то долго-долго едем. Какое-то поселение – огромные ворота на всю улицу, где машину останавливали, проверяли люди с автоматами, пропускали, закрывали ворота, потом еще сколько-то километров ехали, и еще блокпост, опять проверяли все, открывали ворота, запускали, закрывали. И так несколько раз.

Потом меня высадили. Поставили на колени. Начали записывать на видео уже другие их подельники: отвечай на вопрос – имя, фамилия, страна, сколько тебе лет. Отобрали телефон, требовали пароль, нашли там appointment через CBP One, нашли фото жены – давай расспрашивать про нее, есть ли дети. "Давай мы тебя сейчас пустим по кругу. И потом отпустим на границу. А сейчас, может быть, ты хочешь кокаин? Героин? Афетамин? Марихуана? Может быть, водку? Текилу? Девочку? Мальчика?" – "Нет, спасибо" – "Тогда садись обратно в багажник". На утро опять куда-то приехали, на парковку за углом, возле границы, как я позже понял. Там встречал какой-то самый главный, весь в татухах, вокруг него полукругом стоят человек двадцать, все с автоматами. И он мне говорит: "Ты русский?" Я: "Отпустите меня, пожалуйста. Чего вы хотите? Позвоните родственникам. Они, может быть, вам денег скинут" – "Не нужны мне твои деньги. Сейчас ты arriva [пойдешь]". И кивает наверх, на небо. Я глаза закрываю. Он: "Чего ты глаза закрываешь? Я говорю, arriva. Libertad [свобода, исп]. Liberty [свобода, англ], Техас. Сейчас пойдешь в Техас" – "Реально?" – "Ну, да". И отстегнул наручники. Снимал потом меня на видео, как довел до крыльца. А дальше уже детеншен (detention center, американская иммиграционная тюрьма)".

Егор считает, что его отпустили, так как увидели в телефоне приложение CBP One, где уже была назначена дата встречи на пограничном пункте. Не желая связываться с американскими властями, позже, через сотрудника таможни, ему вернули телефон и паспорт. В противном случае, полагает Егор, его, вероятно, заставили бы работать на наркоторговцев.

"Судья заявила, что я преступник, так как дезертировал из армии. И депортировала меня"

Во время пересечения границы Мексики и США

"Думаю, если бы я им сразу сказал про appointment, они бы меня, возможно, даже и не трогали. Еще в тот момент я понял, почему в Идальго не было быстрых аппойнтментов, в Сан-Исидро тоже, а я выбрал Лоредо и буквально сразу на второй день поймал. Никто там особенно не рвался границу пересекать, рискованно, – говорит Сорокин. – В американской иммиграционной тюрьме офицер ICEИммиграционная полиция США – Ред. взял у меня так называемое "интервью на страх": насколько обоснованны мои опасения перед возвращением на родину.

Интервью длилось 5-6 часов, и я прошел его хорошо, то есть мои страхи они подтвердили: ситуация серьезная для дезертира, имеет смысл просить убежище. Потом приехали ФБРовцы – как оказалось, недавно поймали каких-то шпионов из русских, которые пересекали границу как раз на этом пункте, поэтому было особое внимание. Они мне задавали разные вопросы. Спрашивали, например, о том, как я поведу себя в случае войны США с Китаем, пойду ли воевать за Америку, если получу американское гражданство?

Я сказал, что нет: я сюда приехал не для того, чтобы одну войну на другую менять, я просто хочу спокойно жить. Говорю, что хотел бы пожить какое-то время, пока не станет безопасно вернуться обратно. Они сразу встали: мы не понимаем, зачем ты сюда приехал, мы тебя уважаем за то, что ты любишь свою страну, но давай, пока. Сейчас я жалею, что так ответил – думаю, мог бы сказать "да".

В отличие от многих российских мигрантов, у Сорокина остались неплохие воспоминания даже о детеншене (иммиграционной тюрьме).

Дезертир Сорокин во время пересечения границы Мексики и США.mp4

"В целом не так плохо, на самом деле, если сравнить с российской армией, – говорит Сорокин. – Там очень хорошая медицина – со мной работал и психолог, и психиатр. Ментально мне стало легче – диагностировали ПТСР после Бахмута и тому подобного. Антидепрессанты назначили, сессии с психологом. Я раньше не мог спать, каждый час стабильно просыпался в холодном поту. С таблетками начал спать. Ну и суицидальные мысли стали пореже посещать. Если начинались панические атаки, я мог позвать врача – со мной говорили столько, сколько мне нужно. Хоть два, хоть три часа. Никто не говорил: давай быстрее, или "что ты тут глупости болтаешь". Решали проблему изнутри, а не просто таблетками глушили".

Сорокин уверен, что решение о депортации было принято из-за того, что ему "попалась очень интересная судья".

"Судья Миллер всех валила. Мне она заявила, что я преступник, так как дезертировал из армии. И депортировала меня, – вспоминает Егор. – Я был уверен, что до заседания иммиграционного суда меня выпустят из детеншена, потому что я успешно прошел "интервью на страх", но меня не отпустили. Они сказали, что для русских другие правила (гаитянцев и венесуэльцев выпускали даже с негативным итогом интервью).

Даже когда я нашел двух спонсоровРезидента или гражданина США, готового поручиться за мигранта в ожидании иммиграционного суда – Ред., чтобы податься на срочное освобождение, меня очень долго, месяца два, проверяли. И спонсоров проверяли, даже в Северную Каролину к одному из них ездили, хотя он гражданин Соединенных Штатов, русский, баптист, есть свой бизнес. И в итоге все равно депортация. Судья Миллер слова лишнего не дала сказать. Если внутренняя политика Российской Федерации отличается от внутренней политики Америки – это не значит, что это плохо. Ты сам пошел и подписал этот контракт. Да, то, что тебе пообещали штабную работу и возможность отказаться от контракта, а потом сделать этого не дали – "это упущение", так не должно было произойти. Но в итоге обвинила меня в том, что я "не дождался" решения по своему отказному рапорту, якобы сбежал раньше. "В условиях войны это могло занять больше двух месяцев, а ты не ждал так долго и решил просто сбежать. И чтобы избежать ответственности, уехал в Америку".

Сорокин говорит, что мог бы еще подать на апелляцию, но не стал этого делать: кончились деньги на адвоката, и жена очень просила вернуться обратно в Россию.

"Я не знаю, что точно повлияло, но я беспокоился за жену, за бабушку, они были неспокойны. С другой стороны, исходы апелляций у других я тоже видел – у русских в основном отказы. Думал, потрачу деньги, займу у друзей – а потом все равно депортация, – рассказывает дезертир. – При этом, когда я просил депортировать меня хотя бы в третью страну, а не в Россию, судья ответила, что, мол, не она это решает. Но когда мне принесли решение, там была ее рукой проставлена галочка "депортировать в страну происхождения" вместо "депортировать в альтернативную страну", и ее подпись. Когда я задал этот вопрос ICE-офицерам, они посмеялись над моей наивностью, сказали, что именно она это решает".

Депортация заняла у Сорокина примерно два месяца. В конце августа 2024 года ICE-офицеры сопровождали его до аэропорта Дохи (столица Катара).

"Изначально я был в наручниках на руках и ногах. В первом же аэропорту с меня их сняли, чтобы людей не пугать. Сняли шнурки, личные вещи тоже были не у меня. Телефоном пользоваться запретили. "Если будешь себя вести хорошо, не будешь делать глупостей, надевать наручники не будем". Летел я со всеми в салоне, в эконом-классе. Но проходили мы через отдельные входы, не там, где все – офицеры показывали свои жетоны, нас даже не досматривали. Сначала Лоредо, потом Даллас, Нью-Йорк, где их начальство уже разрешило пользоваться телефоном, надеть шнурки, надеть кольцо, надеть цепочку с крестиком. Из Нью-Йорка меня отправили катарской авиакомпанией в Доху. Но офицеры уже со мной не летели, просто все мои документы передали стюардессе – та сказала, что их мне вернут, когда мы прилетим в Россию. Но уже на подлете в Москву мне сказали, что отдадут документы, когда приземлимся. Я уточнял, точно ли никто не узнает, откуда я прилетел. ICE-офицеры говорили, что никто. Но на выходе из самолета в Москве меня уже ждал ФСБшник. И мои документы уже передали ему".

"Пообещали минимум семь лет тюрьмы"

Самым большим шоком для Сорокина стало то, что сотрудник ФСБ даже не понял, что он является дезертиром. Хотя авиакомпания передала ему военный билет Егора со всеми отметками.

"Часа три в аэропорту меня мурыжил, проверяли мой телефон, допрашивали. "Почему уезжал? От мобилизации?" Я просто сказал: "Да". Даже не знал, что говорить, потому что у них был мой военный билет, где были все отметки, включая последнюю о том, что меня переводили из Крыма в Ростовскую часть, а в Ростовской части отметку о прибытии просто не поставили. Я не знаю, как они в него смотрели. Не знаю, как так вышло, но я сказал про наркокартель, про иммиграционную тюрьму, и они меня просто отпустили. Спросили: "Куда едешь? Купил ли уже билет?" Спросили адрес друга, у которого, я сказал, остановлюсь, и отпустили.

Только через 10 месяцев, в июне 2025 года, военная полиция начала вновь интересоваться местонахождением Сорокина.

"Они звонили моей жене, еще когда я был в Мексике и потом в детеншене: "Разведись лучше с ним, у тебя будет много проблем из-за него", следили за ней, постоянно ездили к ней на работу. Именно тогда она в истерике просила меня вернуться. Потом затихли. Когда я прилетел – молчали. И в июне 2025 года опять начали звонить моей уже бывшей жене, с которой мы развелись к тому времени: "Мы все равно его найдем, лучше скажи, где он", потом добавили к кнуту пряник: "Давай ты нам скажешь, мы от тебя отстанем, больше не будем звонить. Мы тебе привезем букет цветов". Потом опять кнут: к моей бабушке начали приезжать, угрожать, – говорит Егор.

По словам Сорокина, после возвращения в Россию в начале сентября 2024 года он уговаривал жену вместе уехать из страны. Когда она окончательно отказалась, они развелись.

"Я же летел к семье: и бабушка по мне соскучилась, и жена. Сначала я жил в Москве и постоянно предлагал жене, ну, давай поедем куда-нибудь в Грузию. Она не хотела, мы из-за этого очень много ругались, она говорила: хочешь, езжай сам, а я никуда не поеду. В итоге мы развелись, и было понятно – надо копить деньги и уезжать. Работал где придется, неофициально. Я так понял, что военная полиция даже не знала, что я улетал. Они затихли, а потом опять начали меня искать просто потому, что пришло время, когда они могли объявить меня в федеральный розыск. 26 июня [2025 года] объявили, насколько я знаю. До этого моих данных не было на границе.

В июле 2025 года Сорокин решил уезжать один, его задержали в аэропорту Минеральных Вод во время регистрации на рейс.

Рапорт о задержании Сорокина в аэропорту Минеральных Вод

"Оказалось, что на тот момент я уже был в федеральном розыске. В аэропорту меня ждали, – рассказывает Егор. – Дальше 3,5 недели в комендатуре, под замком, где не кормили толком, не давали звонить, держали в духоте и порой не выпускали даже в туалет. Постоянно автомат к голове приставляли с угрозами "обнулить". В подвале комендатуры меня держали три с половиной недели. Потом на сборный пункт определили, после в часть в Буденовске прикомандировали "на время следствия". Я добивался военно-врачебной комиссии, так как у меня обострились и астма, и ПТСР. Это факт, даже в тюрьме США подтвердили (астму до войны и в России частный врач диагностировал). Но мне отказались ставить диагнозы, чтобы не списывать меня. Так как если комиссуют по здоровью, то и дело о дезертирстве развалится".

Затем следователи потребовали, чтобы Сорокин написать рапорт с просьбой вернуть его "в зону СВО".

"Сказали, что так им будет "меньше мороки" со мной. Предупредили, что на суде мне предложат вернуться на "СВО" и, если я откажусь, повесят еще одну статью – за невыполнение приказа. Органы дознания обещали мне лет семь тюрьмы общего режима. Предупредили, что если я сбегу и меня будут искать дольше двух суток – поймают, будет второй эпизод – за него еще пару лет накинут. То есть уже 9 лет заключения. А за третий побег и до 15 лет дают, но в среднем лет 10-12. Пока пыток не было, если не считать того, что держали взаперти в жару +45 с закрытыми окнами и дверьми в подвале и в туалет не выпускали. Бить не били, только угрожали. Но, если честно, я готов десятку в тюрьме Техаса отсидеть, чем идти в российскую тюрьму", – признается Сорокин.

При первой же возможности он связался с правозащитниками из организации "Идите лесом", чтобы узнать, каковы шансы уехать из России, когда он уже был объявлен в федеральный розыск. В начале сентября, когда Сорокина перевозили из военного госпиталя в тубдиспансер на дообследование, он сбежал.

"Можно сказать, повезло, что с легкими полный швах, потому что остальных отказников повезли из части – кого на суд, кого на фронт обратно. В диспансере, уверен, ничего "запрещающего службу" мне бы не диагностровали. И повезли бы уже на фронт. "Лесники" (волонтеры "Идите лесом") мне ясно сказали, что другого шанса не будет. Мне же в этот момент выдали российский паспорт хотя бы. Очень страшно и рисково, но это был реально последний шанс – потом меня бы повезли уже в часть и на фронт", – говорит Сорокин.

На автостанцию из военной части его довезли военные, однако ждать автобус до тубдиспансера внезапно оставили одного.

"Только я обрадовался, как вижу, бегут двое в форме – мол, проводим тебя. Не успел свинтить. Но зато в автобус посадили одного, сказали только водителю последить за мной, видимо. Потому что только я вышел на полпути, только нашел квартиру, чтобы на ночь остаться – звонок от бывшей жены, сообщение: "Ты где?". То есть ее уже пасут, позвонили, – говорит Егор. – Конечно, я не звонил. Даже бабушке, хотя знаю, что она сильно волновалась за меня. И что ей тоже уже позвонили".

По словам Сорокина, он решил добираться до Смоленска, главное было – пользоваться только частным транспортом и не покупать билеты на автобус или поезд.

Сорокин по приезду в Минск после третьего пересечения границы РФ

"Автостоп, я знал уже, не сработает – до ареста пробовал, все боятся людей в военной форме (и не без оснований, конечно). Бла-бла-кар там неактивен был, заказал в итоге частный трансфер, минибус, кучу денег отвалил, но что поделать – угроза поимки реальная, на этот раз в розыск могли подать и за пару недель. Из Смоленска я уже взял билеты на "Ласточку" до Минска. Главное, не брать билет заранее – только когда поезд уже отойдет от Москвы. Приехал в Беларусь и выдохнул, хотя, по идее, там тоже опасно и спокойно выдают [российских дезертиров]. Оттуда перелет до Узбекистана прямым рейсом. Пришлось, затаив дыхание, подождать пару дней, но в итоге удалось. Сам не верю. Здесь пытаюсь получить визу дальше, потому что во всех странах СНГ небезопасно.

Но в целом приготовился, что ждать придется долго. Если честно, уже скучаю по Беларуси, как-то там более все знакомо, что ли. Но мозгами понимаю, что здесь чуть безопаснее, – говорит Сорокин. – Какие планы дальше? Подаваться куда-нибудь в безопасную страну на визу и ждать. Работать. Все деньги, "заработанные" на войне, а потом на подработках в Москве, ушли на побег".